Данные материалы были опубликованы на сайте Союз Продакшн и публикуются здесь с согласия автора.
|
Эти песни были записаны для альбома Отец Арсений, но не вошли в него.
В дальнейшем они будут распространяться через сборники шансоных песен.
"Эпилог." (по сути: песня-предисловие)
На Колыме такой далекой
Лежит годами черный снег
А в небе сокол одинокий
Добычу ждет как человек.
Внизу тайга, а дальше тундра
Местами жизнь, а дальше лед
О прошлом вспоминать здесь трудно
И боль с годами не уйдет.
На Колыме тайга в колючке
В тумане вышки лагерей
Здесь просто не бывает лучше
Здесь столько полегло людей.
***
Его называли Арсений
Друзья добавляли отец
С ним не было в вере сомнений
Он нес свой терновый венец
Он в лагерь с названьем "Особый"
В далекие годы попал
И каждый, кто выжил и помнил
На воле о нем рассказал.
"Вера".
(дуэт А.Маршала и А.Воробей)
Солнце холодное скрылось опять за тучи
Лагерь с утра вставал, серый такой, колючий
Стены барака все, плачут слезой-смолою
Мальчик, семнадцать лет, кутался с головою
Он отказался встать, двигаться на работы
Скрипнув, открылась дверь, крикнул с мороза кто-то
Крикнул: "На выход марш, номер пятьсот семнадцать"
А паренек лежал, так и не смог подняться
Возле "буржуйки" дед жег мерзлые поленья
Встал он и твердо так, твердо так, без сомненья:
"Парень совсем плохой, верь, гражданин начальник,
Пусть поживет еще" - молвил старик отчаянно.
Лес опалила заря
Город застыл из бараков
Луч от прожектора зря
По полосе плутал
По полосе плутал
Что-то видать искал.
"Хочет пожить еще" - там, у двери заржали
"Ты поп, пойдешь за ним" - чуть помолчав, сказали
"Вам, будет веселей, будет, где помолиться"
А на дворе мороз, градусов так под тридцать
Карцер в "Особом" был ржавый, стальной, три на три
И никогда никто, дверь не открыл обратно
Парень упал на пол, руки скрестив, заплакал
Смерть накрывала их, белой, холодной лапой.
Ну а старик стоял, твердый такой и смелый
Парня за руку взял, взгляд засветился Верой
В стены, будто в набат били слова молитвы
Видно для старика, двери небес открыты.
Лес опалила заря
Город застыл из бараков
Луч от прожектора зря
По полосе плутал
По полосе плутал
Что-то видать искал.
Сутки прошли и врач, в карцер пришел за смертью
Зеки, молясь, стоят, так и стоят, поверти
Двое простых людей, в Вере нашли спасенье
Мальчик, семнадцать лет, рядом отец Арсений.
Песни "Неотправленное письмо" и "Резня" на альбоме были "урезаны" для более четкого соответствия основной его идее:
Неотправленное письмо.
Здравствуй, Любовь и Надежда моя,
Поезд всё дальше и дальше несется.
Врежется в ночь треугольник письма
И о судьбу, покружив, разобьется.
Здравствуй, Любовь, и пока я дышу,
Буду писать эти грустные письма,
Я полюблю этот снег и тайгу,
Чтобы прожить и к тебе возвратиться.
Я, как и все, что находятся тут,
Также лишен права на переписку.
Письма твои здесь меня не найдут,
Ты далеко, а любовь твоя близко.
Снег, приятель снег, что несешь на крыльях.
А снежинки падают и совсем не радуют.
Снег, приятель снег.
Много, родная, хотел бы сказать,
Здесь этот ад называют "особый".
Всех нас сюда привезли умирать,
Здесь через день убивают за слово.
Выжить и жить помогает старик,
Зеки его называют Арсений,
Я не один к его вере проник,
В ней для меня и Любовь и Спасение.
Помни всегда, как тебя я люблю
Жизнь один раз человеку дается
Если люблю, значит, я доживу
С верой ко мне и надежда вернется
Это письмо из тех огненных лет
Так никогда не нашло адресата,
Пусть догорает сегодня рассвет,
Как он горел далеко в сорок пятом.
Резня.
Я видел это сам,
В ночи холодный дождь,
И вновь над Колымой
Повисла осень.
Шел 43 год,
Судьбу не повернешь,
И у судьбы своё
Не спросишь.
В бараке 300 душ,
Озлобленных, худых,
И постоянный пресс
От уголовных.
И тут фронтовики
Вступились за своих,
И задышала ночь
Неровно.
Я видел это сам,
Стоят плечо к плечу
Здоровые матросы
Из балтфлота.
А кто-то из блатных
Топтал ногой свечу,
С разведчиками
И с пехотой.
Сцепились сто на сто
Заточки и ножи.
И урки? вновь отчаянно
Отбивались.
И как под жернова
Пошла за жизнью жизнь,
Отхаркиваясь
И кривляясь.
Я видел это сам,
Текла ручьями кровь,
Её теперь не смоет
Дождь осенний.
И вдруг среди толпы,
Как Вера и Любовь,
Надеждою возник
Отец Арсений.
Я видел это сам,
Он среди них стоял,
Тщедушный и больной,
Но сильный духом.
Он руки приподнял:
"Опомнитесь", - сказал.
Барак заледенел,
Заледенел и слушал.
Блатные по углам,
Фронтовики плотней
А среди них старик
С одной лишь верой
Я видел это сам.
И лица тех людей
А рядом сам Господь,
Наверное!
"Особый" засыпал.
В ночи холодный дождь
И вновь над Колымой
Повисла осень.
Шел сорок третий год,
Судьбу не повернешь,
И у судьбы свое
Не спросишь.
Следующая песня записывалась для альбома Батя, но... но...
"Россия"
(Слова и музыка Вячеслава Клименкова)
Белым снегом укрылась Россия,
Как невеста, накинув фату
Синим бисером стелется иней,
На холодном морозном ветру
Под узорами спрятались реки,
На полях землю схватит мороз
Ах, Россия, куда же ты смотришь
Сквозь ресницы поникших берёз?
Я тебя и люблю, и ругаю,
Знойным летом, в метель и пургу
Я тобой и живу, и страдаю,
Что ж ещё-то я, грешный, могу?
Ветерком всколыхнулась позёмка,
В белом русле Великой реки
Ах, Россия, зачем ты когда-то,
Поменяла кресты на штыки?
С колоколен доносятся вести,
Потерявших сынов матерей
И взлетают молитвами песни,
К куполам православных церквей
Ты раздольем себя не обманешь,
Схоронившись за крепостью стен
Ах, Россия, я знаю, ты встанешь,
С перепачканных кровью колен
И отец мой, и дед здесь крестился,
Завещая не тлеть, а гореть
Я ж затем здесь когда-то родился,
Чтобы здесь, как пробьёт, помереть
Разгоняясь по жизни дороге,
С каждым годом быстрей и быстрей,
Ты, Россия, когда-нибудь вспомнишь,
Всех своих сыновей, дочерей
|