Неотправленное письмо.
(В.Клименков, В.Клименков)
Здравствуй, Любовь и Надежда моя,
Поезд всё дальше и дальше несется.
Врежется в ночь треугольник письма
И о судьбу, покружив, разобьется.
Здравствуй, Любовь, и пока я дышу,
Буду писать эти грустные письма,
Я полюблю этот снег и тайгу,
Чтобы прожить и к тебе возвратиться.
Я, как и все, что находятся тут,
Также лишен права на переписку.
Письма твои здесь меня не найдут,
Ты далеко, а любовь твоя близко.
Снег, приятель снег, что несешь на крыльях.
А снежинки падают и совсем не радуют.
Снег, приятель снег.
Много, родная, хотел бы сказать,
Здесь этот ад называют "особый".
Всех нас сюда привезли умирать,
Здесь через день убивают за слово.
Выжить и жить помогает старик,
Зеки его называют Арсений,
Я не один к его вере проник,
В ней для меня и Любовь и Спасение.
Это письмо из тех огненных лет
Так никогда не нашло адресата,
Пусть догорает сегодня рассвет,
Как он горел далеко в сорок пятом.
Вверх
Барак. (В.Клименков, В.Клименков)
Барак продувает со всех сторон,
А сон на ветру - это страшный сон,
А может - совсем не ложиться спать,
Мгновение - и снова вставать,
Вставать...
Вставать... нужно снова вставать...
А там - в чёрном небе блестит луна,
Она в целом мире совсем одна,
Ну что - в самом деле молиться ей,
А в поле хоронят твоих друзей...
Кладут... твоих лучших друзей
Солнце с воли в душу пробивается,
Где-то в тундре вырастут цветы...
Жизнь над грешным телом издевается,
Топит мосты...
Ты что, такой добрый седой старик,
Ты что - ко мне в душу душой проник,
Ты где - наяву или я в бреду,
Пусти, я на небо один уйду...
Пусти... я спокойно уйду...
Светло ль, льдом холодным на лбу рука,
Глаза - и спокойствие старика,
А с солнцем сквозь щели
Пробилась жизнь,
И лучик надежды во тьме дрожит!
Во тьме... светлый лучик дрожит.
Вверх
В последний путь.
(В.Клименков, В.Клименков)
Эй, поп, что ты трешься, застыл на пути.
Ты точно дождешься, тогда уж прости.
Эй, поп, что так рано, ещё поживем,
Зачем там охрана, там тесно вдвоем.
На посошок, на посошок, в последний путь по белу свету,
Ты отвези меня, браток, поближе к небу, к небу.
Эй, поп, что ты шепчешь, про Бога и Мать,
Мне с ними не легче, старик, помирать.
А в поле кружился и пепел и снег,
Свободы добился один человек.
Вверх
Мироточит небо.
(В.Клименков, В.Клименков)
Мироточит небо серое дождем,
Снег не хочет таять никак.
Мироточит небо и ночью, и днем,
Господи, просто так.
Господи, просто так.
Пасмурным днем и ночью,
Птиц проводив косяк,
Небо замироточит.
Северный закат,
Там у просек седых,
И постелью вечной земля.
Заискрится свет
В небесах голубых,
Господи, иногда.
Господи, иногда,
Пасмурным днем и ночью,
С неба сойдет вода,
Небо замироточит.
Мироточит небо серое дождем,
Дым, туман в болотах глухих.
Мироточит небо и ночью и днем,
Господи, за грехи.
Вверх
Снежный вальс. (В.Клименков, В.Клименков)
Кружит, кружит, кружит метель,
В небе, в небе сотни огней,
Ночь светла.
В поле, в поле, в поле костры,
Лед, лед, лед до весны.
Не до сна.
А ты где-то за небом,
За белой вьюгой и снегом.
Ты там, где мир и покой,
А здесь - снежный вальс над тайгой.
Снежный вальс над тайгой.
Вдаль, вдаль, вдаль облака,
Дышит, дышит, дышит река,
Спит заря.
Холод, холод, курева нет,
Скоро, скоро, скоро рассвет
Без тебя.
Вверх
Резня. (В.Клименков, В.Клименков)
Я видел это сам,
В ночи холодный дождь,
И вновь над Колымой
Повисла осень.
Шел 43 год,
Судьбу не повернешь,
И у судьбы своё
Не спросишь.
В бараке 300 душ,
Озлобленных, худых,
И постоянный пресс
От уголовных.
И тут фронтовики
Вступились за своих,
И задышала ночь
Неровно.
Я видел это сам,
Стоят плечо к плечу
Здоровые матросы
Из балтфлота.
А кто-то из блатных
Топтал ногой свечу,
С разведчиками
И с пехотой.
Сцепились сто на сто
Заточки и ножи.
И урки? вновь отчаянно
Отбивались.
И как под жернова
Пошла за жизнью жизнь,
Отхаркиваясь
И кривляясь.
Я видел это сам,
Текла ручьями кровь,
Её теперь не смоет
Дождь осенний.
И вдруг среди толпы,
Как Вера и Любовь,
Надеждою возник
Отец Арсений.
Я видел это сам,
Он среди них стоял,
Тщедушный и больной,
Но сильный духом.
Он руки приподнял:
"Опомнитесь", - сказал.
Барак заледенел,
Заледенел и слушал.
Вверх
Подвиг. (В.Клименков, В.Клименков)
Исполняет А.Бандера.
Особый занесло снегами,
В бараке свет от лампы льется,
А люди беспокойно спали,
И только старику неймется.
Он верил, что вернется к жизни,
Он верил в доброту и счастье,
А зеки старика любили,
Деля с ним радость и ненастье.
Еле-еле лампочка горит,
Еле-еле в темноте мерцает,
Кто-то тихо с Богом говорит,
Ну а кто-то волю вспоминает.
Кто знает, что такое подвиг,
А подвиг- это вера без надежды.
Спасать, рискуя жизнью многих,
Делясь всем, и едой с одеждой.
А подвиг- это бескорыстно
Любить любого человека,
Душою к сердцу прислониться,
Наполнив добротой и светом.
Вверх
Перекрестимся. (В.Клименков, В.Клименков)
Исполняет А.Бандера.
Поваляться, поваляться
На траве лесной,
Ему больше не подняться
По команде "в строй".
По урманам, по урманам,
Черные пеньки,
А погоны на охране
Сегодня новеньки.
Годы, годы не в расчет, перекрестимся,
Колыма-река течет, заневестилась.
Воскресенье, воскресенье,
Здесь в лесной глуши,
Помолись отец Арсений
На помин души.
Показался, показался
В небе чей-то лик,
Чтобы друг живой остался,
Помолись старик.
Вверх
Колыма-мама. (В.Клименков, В.Клименков)
Черный снег, по ночам вечный холод,
Серебристая даль тает будто во сне,
Черный снег, непогода и голод,
Всюду липкая грязь по весне.
Мошкара съест короткое лето,
А потом заливают дожди,
Колыма, солнце спряталось где-то,
Колыма, снисхожденья не жди.
Колыма-ма, мама…
А перед сном да у стены помолиться,
Прикрываясь нательным крестом.
Черный снег, облака будто птицы,
И заря полыхнула костром.
Колыма-ма, мама…
Вверх
Домой. (В.Клименков, В.Клименков)
Исполняет А.Воробей.
Вот застряло солнце где-то над рекою,
Ветерок прохладный здесь над Колымой,
Умирало лето прямо за горою,
В пояс поклониться и идти домой.
Умирало лето по урманам серым,
И тайга прощалась, шелестя листвой.
Скоро это поле снег укроет белый,
В пояс поклониться и идти домой.
Домой, трудной дорогой,
Домой, ранней зимой,
Домой, с Верой и с Богом,
С жизнью другой,
С жизнью другой.
За ворота вышел заключенный старый,
В телогрейке новой, бледный и худой.
Вот старик, прощаясь, перекрестит лагерь,
Двадцать лет в неволе, а теперь домой.
Вверх