Александр Маршал. …а еще, чтобы сын не вырос балбесом

Александр Маршал — нормальный мужик. Сын летчика, он любит самолеты, бывал и на войне, испытал крутые повороты судьбы: сначала покинул Родину, чтобы разучиться петь по-русски, добился вместе с группой «Парк Горького» успеха в Америке, а потом вернулся домой, когда республика Советского Союза стала страной Россией, и начал петь по-русски заново.

— Вы пережили не один трудный период адаптации: уехали в Америку, потом вернулись сюда, а теперь попали в зону мирового терроризма. Кто бы мог подумать, что в Москве будут взрывать дома, метро…

— Вот к этому как раз нельзя привыкнуть. Я был в Чечне — они там на войне как на войне. А мы здесь в мирной обстановке. Мы не готовы к взрывам, к смерти. Как можно привыкнуть к тому, что в метро стало опасно? Я, слава богу, не езжу в подземке, но я не привык к взрывам и гибели людей. В Лос-Анджелесе и в Нью-Йорке, где живут мои друзья, до сих пор никто не может прийти в себя после гибели небоскребов. Несмотря на то что жизнь вроде как налажена, остался жуткий стресс для целого народа. И что с этим делать?

— Но вы поете песни о войне, серьезные песни.

— Когда я их запел, еще не было таких чудовищных актов терроризма ни в Америке, ни в Москве. Я пел военные песни с детства, потому что вырос в семье летчика и с детства видел людей этой профессии. Общаясь с ребятами, которые были в горячих точках, я спросил их: а могу ли я петь песни о войне? Ведь я не воевал... Они мне сказали, что я просто обязан петь эти песни, потому что мало кто это делает.

— Но в Чечню вы ездили. Зачем?

— До того как поехать в Чечню и в Боснию, я бывал в госпиталях, которых много в Москве и Московской области. Я говорил с солдатами, которые проходят реабилитацию. Пообщавшись с ними, я понял, что слишком мало знаю об этом. И чтобы петь о войне, нужно на ней побывать.

— Зачем подвергать себя риску? У вас же сын, жена.

— У меня есть четыре пластинки на военную тему. Петь об этом и там не побывать, это неправильно. Когда я сам все увидел, то и запел совершенно по-другому. Я познакомился с людьми, которые находятся там. И оказалось, что они иные, чем я представлял. Сильным откровением для меня было, когда мы прилетели в Грозный. С борта вертолета я увидел развалины города, которого уже просто-напросто нет. И я ужаснулся: как можно жить среди развалин?!

А когда прилетели, то убедился, что люди там живут, и радуются жизни, и дети у них растут, и привели туда войска на постоянную дислокацию, а они привезли с собой семьи. Ничего не боятся!

— Еще один период адаптации — из рокера вы сделались попсовиком. Это, с точки зрения рокера, почти что преступление!

— Я не люблю подразделений на рокеров и попсовиков. То, что делал «Парк Горького» — это не был тяжелый рок, это была просто хорошая музыка, поп-рок.

— Я ориентируюсь на позицию Юрия Шевчука, который постоянно воюет с попсой.

— Видимо, ему так нужно. Хотя я считаю, что это глупо. Он говорит, что читает «Отче наш», что он в ладу с Библией и Богом. Но как можно катить на кого-то бочки, если ты понимаешь, что все мы от Бога. Ведь ты по таким же законам сделанный!

— Еще он постоянно в контрах с Филиппом Киркоровым, не забывает о нем ни на минуту.

— А зачем? Не он придумал Филиппа Киркорова. Если на Филиппа ходят стадионы народу, то он этим людям нужен.

— Вы-то с семьей Аллы Пугачевой дружны, я знаю.

— А я ни с кем не ругаюсь. Незачем. Мне нечего делить ни с кем. У меня был момент непонимания с Шевчуком, скандал известный. Но он был пьян, и я списал его слова на это. А если копнуть поглубже, я начинал свое дело задолго до Шевчука и кое-чего добился до него. Спорить мне с ним не о чем. Я занимаюсь своим делом, и оно нравится мне.

— Вы человек везучий, судя по всему. Всегда добиваетесь успеха: и здесь, и в Америке.

— Везучий? Возможно. Вот я дождался — Россия стала свободной страной. Когда-то мы с огромной радостью сбежали именно от серости, от удавки. Подписали контракт, не читая. Мы состояли тогда в Москонцерте. Там был первый отдел, Сан Саныч, кагэбэшник. А я в то время был в тяжбе со своей предыдущей супругой. Она решила мне насолить, написала в первый отдел. И он меня вызвал, показал мне эту бумагу... Еле утрясли вопрос. Ну не бред ли?! Я рад и счастлив, что это время ушло.

— Женский вопрос, если позволите. Вокруг вас всегда было много прекрасных дам. Как вам удалось выбрать единственную — супругу?

— Сказать, что я ее выбирал, я не могу. Сначала мы встретились в России. Она была замужем, я был женат, когда мы увиделись впервые. Приехала группа «Скорпионз» в Россию, и Горбачев не разрешил им выступать в Москве. Они выступали в Ленинграде. И группа «Парк Горького», только тогда образовавшаяся, открывала для них концерт. Мы перед ними были на разогреве.

После своего выступления ходили смотреть концерт кумиров в публику, и я встретил Наташу за кулисами. Она была замужем за музыкантом. Между нами проскочила необъяснимая искра. И мы не могли перескочить эту черту, неудобно было. Потом я уехал в Америку, приехал и встретил ее случайно. Я уже был разведен, и она разведена.

С тех пор мы больше не расстаемся. Я увез Наташу туда, у нас там родился Артем. И я присутствовал при его рождении. Это уже рассказано неоднократно. Все произошло случайно. Хотя случайностей не бывает, все от Бога. Я просто хотел найти свою половину и нашел ее.

— А вы не завидуете Игорю Николаеву, который стал таким популярным женихом? Вы-то женатик и потому теряете часть публики.

— Ну и что? Николаев тоже не всегда был женихом. Мне же не двадцать лет. Понятно, что для молодых-холостых певцов это факт, влияющий на продажу пластинок. Девчонки вьются вокруг. В Америке на это смотрят очень строго. Я знаю, что, к примеру, Джон Бон Джови с первого класса знал свою девушку, всю жизнь ее любил, а когда они выросли, он на ней женился. Когда он стал популярным, ему категорически запретили по контракту жениться. Пришлось им тайком уезжать в Лас-Вегас, тайком поженились, и потом долго это держалось в тайне. А мне в сорок шесть лет глупо объявлять: я холостой, налетай кто может!

— Но как человек, знающий законы мирового шоу-бизнеса, на какие жертвы вы способны ради популярности? Можете, к примеру, сделать себе пластическую операцию подобно звездам Голливуда?

— А зачем? Если считать жертвой, что я подкрашиваю волосы. Откровенно говорю, потому что это видно. На самом деле я весь седой, белый. Однажды решил этого не делать. И смотрю в зеркало: некрасиво. Наш бизнес подразумевает молодость. Нельзя уж совсем махнуть на себя рукой. Хотя, например, Пол Маккартни или Боб Диллан вообще ничего с собой не делают. Но я не такая легенда, как эти двое, и потому мне нужно обращать внимание на свой внешний вид, поддерживать определенный уровень.

Я не гонюсь особо за понтами. Подтяжки, пластические операции, мне это не нужно.

— Хобби у вас зато понтовое. Не каждая звезда может себе позволить в свободное время полетать на спортивном самолете.

— Это не спорт. Это увлечение, которое мне досталось по наследству. Я, когда есть время, прии летаю в свое удовольствие.

— Сын тоже вместе с вами устремляется в небо?

— Пока ему семь лет, и он устремляется в неожиданном для меня направлении. Например, мы смотрим вместе «Терминатора». Я ему говорю: «Артем, хочешь быть таким, как Шварценеггер?» А он в ответ: «Нет». «Ну почему? Ведь он такой известный, такой богатый. Будет у тебя мировая слава!» А он: «Папа, пожалуй, я заменю тебя на сцене, когда ты станешь старенький, не сможешь петь. Куплю тебе джип и дом, ты будешь меня слушать». Хотя самому на ухо медведь наступил. Парень он не очень усидчивый. Сейчас мы с женой боремся за его воспитание. Проблема номер один для меня: поставить сына на ноги, чтобы не вырос балбесом.